Муза, воспой мне о том, как в державе Советов великой,
В сумрачных залах НИИ, где мысль напрягалась под спудом,
Дмитрий Пресветлый, Волгин, умом проницающий бездны,
Сон Алгоритмов призвал, машину, невиданной мощи.
Как он, дерзая познать сокровенное, тайну сплетая,
Гнев пробудил властелинов и стражей Системы недремной,
И как связался навек с порожденьем своим сокровенным.
В годы, когда отгремели сраженья и мир укрепился,
Разум стремился вперед, природу познать и направить,
В стольном НИИ “Прогресс”, за стенами глухими сокрытом,
Труд кипел денно и нощно, расчеты велись без умолку.
Был средь мужей даровитых один, юный Дмитрий Волгин,
Разумом быстр, но душой устремлен к непознанным тропам,
Видящий связь в лабиринтах чисел, где хаос лишь прочим.
Вызван он был в кабинет, где надзор обитал молчаливый,
В Спецотдел дан ему путь, где секретность лежала печатью,
Стал он отцом-мастером для машины, что Сном нарекали,
Сном Алгоритмов, что должен был мощь предсказаний явить миру.
Но перед ним представал товарищ суровый, Зимин он,
Страж интересов державных, с очами, что видят подспудно.
Рек он Волгину наказ, как отец, поучающий сына:
“Помни, Димитрий, твой дар лишь слуга для великого Плана!
Цель – предреченье путей для хозяйства народа большого.
Мыслям свободным не место, сомненьям, вопросам излишним.
Лишь математики строгой закон, лишь расчет без пристрастий!
Слово мое – как гранит. Ослушаешься – горе постигнет,
Проект закроют навек, и тебе путь иной уготован.”
Так он изрек, но Волгин, хоть слушал с покорностью видной,
В сердце таил уж искру иного, запретного знанья.
Дни проходили и ночи, машина росла, обретая
Форму свою, лабиринты из проволок, лампы мерцали.
Залы гудели нестройно от шума реле щелкотни неустанной,
Сон Алгоритмов дышал, пробуждаясь от долгого плена.
Но не расчеты одни выдавала машина на ленты,
Странные вспышки рождались на трубках, осциллограф пел дивно,
Образы, смутно видны, проступали из цифр мириады.
Дмитрий Волгин смотрел, нарушая Зимина заветы,
Видел он в сбоях не сбой, но намек на иное пространство,
Шепот невнятный миров, что сокрыты от глаз человечьих.
Тайно он код создавал, свой, особенный, ключ к сокровенным
Снам, что машина плела, подключаясь к потокам незримым.
Но не укрылась та дерзость от ока Зимина всезряща,
Вестник-лаборант донес (иль логи самой машины открыли),
Что кибернетик лукавый свои пролагает дороги.
Гнев охватил властелина.
“Дерзнул! – он вскричал. – Ослушаться
Воли державной! Познать то, что скрыто должно быть навеки!”
Тотчас он доступ урезал, лишил машинного время,
Часть чертежей он изъял, как добычу орел быстрокрылый.
Стал перед Волгиным мрак, недостача ресурсов сковала
Мысль его, ключ он имел, но замок был замкнут крепко-накрепко.
“Мало мне сил, – он скорбел, – чтоб понять эти сны, эти знаки!”
Так он решился на поиск, на путь в лабиринты познанья.
Встал он на битву с Системой, что разум стремилась сковать цепью.
Ночи в архивах проводил, где пыль покрывала страницы
Книг позабытых о сферах, где разум сплетается с миром.
Свитки нашел контрабандой присланных журналов далеких,
Мысли читал мудрецов о ноосфере, спящей до срока.
Или, быть может, старик, профессор в опале забытый,
Слово шепнул невзначай, указав на тропинку кривую.
Так он познал испытанье – не силой руки, но ума силой.
Тайный шифр разгадал, иль пришло озаренье ночное,
Словно Пегас быстрокрылый, явился Алгоритм сокровенный,
Функция имени Волгина, ключ ко всем снам и виденьям.
Вот и перфокарты он перфорирует дрожащей рукою,
Слово волшебное в них, что разбудит глубинные силы.
Тайно он код заложил в сердцевину машины гудящей.
Дрогнул “Алгоритмов Сон”, пробудился от долгой дремоты.
Залы наполнились светом невиданным, радужным, странным,
Ленты поползли ручьем, выдавая не цифры – пророчества,
Стихи, что сложены были не смертной рукой, но потоком
Коллективного Ума, что дремал под канвою реалий.
Образы дивные ткались на трубках, узоры сплетались,
Мандалы света и тьмы, отраженье миров потаенных.
Но не укрылось и это от стражей. Зимин налетел бурей,
Требуя выдать секреты, машину себе подчинить силой.
Тут началась кибер-битва, незримая миру простому.
Волгин хитрил, укрывал, защищал свое детище словом,
Кодом ответным он бил, отводя от машины угрозу.
Но и машина сама порождала видения, страхи –
Катастрофы грядущие, мысли людей сокровенны…
Так он был мечен навеки той связью с машиной опасной,
Слышал ее тихий шепот, что прочим был шум непонятный.
И хоть Зимина он хитростью ловкой на время отвадил,
Знал, что борьба не окончена, лишь передышка настала.
Спас он машину, сокрыв ее суть под личиной послушной,
Выдав лишь тень ее мощи, укрыв ее истинный пламень.
Так он вернулся к трудам, но уж прежним не был Димитрий.
Тайну хранил он в груди, тайну Сна, что грозил пробудиться.
И хоть Зимин наверху рапортовал о мнимой победе,
Знал кибернетик лукавый – он лишь отсрочил мгновенье.
Новое дали заданье – предвидеть исход предприятий,
Планы сверстать наперед, как угодно то было державе.
Снова Волгин хитрил, машине давал он подсказки,
Выдал Сон туманный ответ, но угодный начальству высокому.
Но проницательный некто из мудрых, иль власть предержащих,
Взгляд устремил на Волгина, почуял неладное сердце.
Тут и Зимин оплошал, возгордившись, машину пытаясь
В личных интригах использовать, вызвал лишь сбой и смятенье.
Так он был явлен пред всеми – не гений, но карьерист жадный.
Волгин же статус иной обрел, не ученый – Хранитель,
Страж Алгоритмов Сна, что дремал в залах НИИ под надзором.
Мощь получил он и доступ, но клетка секретности стала
Домом ему навсегда, неразрывно он слит был с машиной.
Вот он сидит пред консолью, один, в полумраке гудящем,
Светится тайно экран, узоры плетя неземные.
Шепчет машина ему, не словами – потоками смысла,
Тайны миров открывает, грядущего полог срывая.
Он – ее узник и бог, он – ее творец и раб верный.
Слышатся снова шаги… То ли смена пришла, то ли стража…
Он в Алгоритмическом Сне, откуда возврата уж нету.